– Возможно, когда-нибудь ты увидишь меня здесь, – сказала я.

Я прикоснулась щекой к ее щеке и вошла в здание аэропорта. Когда я затем обернулась, чтобы взглянуть на нее сквозь стеклянную стену, ее уже не было.

У меня осталось несколько исландских крон. Я подошла к сувенирным киоскам: весь их ассортимент я осмотрела уже в первый день, и повсюду он был одинаковый. Я купила фигурку тролля: морщинистый старичок с посохом и с насмешливым взглядом искоса.

В самолете я заметила чей-то глаз, следивший за мной из промежутка между креслами. Это был мальчик трех, может быть, четырех лет. Я тоже посмотрела на него, и его лицо исчезло, но через несколько секунд снова оказалось на том же месте. Мы еще немного поиграли в эту игру: его глаз появлялся между креслами, я притворялась, что ничего не заметила, потом вдруг устремляла не него пристальный взгляд, а он прятался, ему было страшно и весело. Вскоре мне это надоело, но он не сдавался. Встал на кресло и повернулся ко мне. Его голова была лишь чуть выше спинки кресла, поэтому он наклонился вперед. Мать хотела усадить его, но он вырвался. Мы разглядывали друг друга, потом я протянула руку, и он схватил меня за указательный палец. Это его рассмешило. Теперь он был доволен, сел на место и больше не оборачивался. Когда мы выходили из самолета, он помахал мне на прощание из-за маминого плеча.

На ферме я рассказала отцу о том, что случилось в Исландии. Рассказ получился путаный, я сама удивлялась странности того, что произносила, вплоть до того, что задумалась: не подводит ли меня память? Однако папа вслушивался в каждое слово, потом он обнял меня и долго не отпускал, а я плакала у него в объятиях, как не плакала никогда в жизни.

Впервые с тех пор, как я проводила лето у бабушки, нам с папой довелось жить под одной крышей. Каждое утро, стоя на пороге дома, он говорил мне: я здесь больше не нужен, будет лучше, если я вернусь к маме, но проходил еще один день, а он по-прежнему оставался на ферме. Он должен был помочь мне собрать помидоры, починить дверь, которая обвисла на петлях и задевала пол, это самая подходящая работа для инженера, а еще ему пришло в голову смастерить «художественный» стул из подручных средств. Год назад он досрочно ушел на пенсию (ему оставалось четыре года), потому что из-за кризиса его предприятие лишилось заказов. Мама по телефону прямо говорила мне, что у него депрессия. Думаю, она решила так потому, что он необъяснимо долго оставался на ферме. И все же я не переставала верить, что он делает это еще и ради меня.

Дни становились короче, в семь часов уже было темно, и приходилось прекращать работу. Мы вдвоем готовили еду. Я нашла в себе силы рассказать еще кое-что о Берне, о его убежище в Германии, и о том, что было раньше, когда мы жили здесь и жизнь обещала быть совсем не такой, какой стала. Отец осторожно переставлял тарелки, чтобы их стук не мешал мне рассказывать. После ужина мы сразу ложились спать. Мне было очень тяжело находиться в спальне, и это повторялось каждый вечер, но я знала, что совсем недалеко, в том же коридоре, – мой отец, если я прислушивалась, то слышала сквозь неплотно закрытые двери его храп: когда-то этот звук вызывал у меня отвращение, а сейчас помогал выжить. И я вспоминала слова, которые услышала от Берна в Лофтхеллире: «Я бежал от руки твоей, чтобы вернуться в руку твою».

К тому времени, когда он наконец уехал, я уже была в состоянии жить одна. Когда я провожала его в Бриндизи, он сказал:

– Ты должна по крайней мере сообщить его родителям.

– Не уверена.

– Это его родители, – непререкаемым тоном произнес папа.

Прошло еще несколько недель. У меня мало кто бывал, кроме как по делам: в понедельник и четверг приезжали покупатели за овощами и зеленью, время от времени приходили мастера для ремонтных работ, раз в два дня – помощница по хозяйству. Конец лета выдался мягкий и погожий, осень никак не наступала, баклажаны снова и снова давали урожай, они выросли высокие, как молодые деревца. Я проводила на воздухе почти весь день, у меня всегда была уйма дел, и это не было мне в тягость. Работа избавляла меня от мыслей, а те, что оставались, были в основном связаны с повседневной жизнью и сиюминутными заботами. И все же мне случалось подолгу сидеть возле фуд-фореста, не глядя ни на что определенное. Рано или поздно придется отвечать на вопросы: что делать дальше? С чего начинать? Мне было тридцать два года, впереди – океан времени: надо его чем-то заполнить. Останусь ли я навсегда на этой земле, где моей жизнью управляют времена года?

Я укладывала поленницу возле сарая с инструментами, когда на подъездной дороге показалась машина. Это была незнакомая малолитражка с вмятиной спереди. Я направилась к дороге, снимая на ходу перчатки и, когда машина подъехала ближе, увидела, что за рулем сидит Чезаре. Он помахал мне рукой в знак приветствия. Рядом была его сестра, которая решила поздороваться со мной, только выйдя из машины. Когда мы оказались лицом к лицу, она протянула мне маленькую, нежную руку, которую я хорошо помнила со дня свадьбы.

– Не хотите ли зайти в дом? – спросила я. – Кажется, сейчас пойдет дождь.

Чезаре широко раскрыл рот и вдохнул воздух полной грудью. Он словно пробовал этот воздух на язык, жевал его. Запах фермы: я точно знала, чего ему хотелось.

– Давай сначала пройдемся, – сияя, сказал он. – Я хотел бы тут все осмотреть, если ты не против.

И я повела его осматривать территорию, которая когда-то принадлежала ему, сообщила обо всех переменах, какие здесь произошли, и обосновала их, в точности так, как это сделали когда-то Берн и Данко: показала систему канализации и фильтрации дождевой воды, сухую ванну, плетень из щепок и соломы, внутри которого росли ароматические травы: каждое из этих нововведений потрясало его до глубины души, он слушал меня, заложив руки за спину, а потом произносил: «Великолепно!» Марина шла за нами, но ее взгляд блуждал по сторонам, и когда Чезаре спрашивал, нравится ли ей то или это, она отмалчивалась.

– Ты вдохнула новую жизнь в это место, – в заключение произнес Чезаре с высокопарностью, которая была ему присуща и которая у любого другого человека показалась бы смешной.

Мы сели за стол под навесом. Чезаре